Рэндалл Гаррет - Лорд Дарси [ Магия и смерть. Слишком много волшебников. Новые расследования лорда Дарси]

— Да, конечно. И ни одна из них не выдерживала сравнения.

Герцог поставил бокал на стол.

— Я сообщу своему брату королю, что всем сердцем рекомендую ему новую графиню. Разумеется, ни одного слова об этих событиях не будет доверено бумаге. Вы знаете, я знаю, и король тоже должен знать. Но больше — никто.

— Знает еще один человек, — сказал лорд Дарси.

— Кто?

На лице герцога было удивление.

— Отец Брайт.

Удивление сменилось облегчением:

— Естественно. Но ведь он не скажет ей, что мы тоже знаем?

— Думаю, мы вполне можем положиться на благоразумие отца Брайта.

В полумраке исповедальни Элис, графиня д’Эвро, стоя на коленях, вслушивалась в голос отца Брайта:

— Я не буду накладывать на тебя епитимью, дитя мое, так как ты не содеяла греха — в том, что касается смерти твоего брата. А за остальные свои грехи прочитай и выучи наизусть третью главу из «Души и мира» святого Джеймса Хантингтона.

Отец Брайт начал было уже произносить слова отпущения, но графиня прервала его:

— Но я не могу понять одного. Это изображение, это же совсем не я. Я в жизни своей не видела столь поразительно прекрасной девушки. А ведь я такая некрасивая. Я ничего не понимаю.

— Если бы ты присмотрелась получше, дитя мое, ты бы заметила, что лицо сходно с твоим — только оно идеализировано. При переводе субъективной реальности в вещественную форму неизбежно возникают подобные искажения; именно поэтому такие улики и не принимаются судом в качестве реальных вещественных доказательств.

Он помолчал.

— Говоря иными словами, дитя мое: вся красота — в глазах смотрящего.

По рю короля Джона II, в сотне ярдов от набережной Шербура, шли два стражника. В этих местах хранители королевского спокойствия ходили не меньше чем по двое, стараясь при этом все время держать одну руку поближе к висящей на поясе дубинке, а другую — к эфесу шпаги. Обыкновенный обыватель не ходит с оружием, только вот моряки — не совсем простые обыватели. Человек, имеющий в руках лишь дубинку, едва ли устоит перед противником, вооруженным абордажной саблей.

Пронизывающий ветер с Северного моря раздувал полы плащей блюстителей порядка, в желтоватом свете газовых фонарей с калильной сеткой они отбрасывали множественные тени. Тени эти как-то диковато и тревожно двигались при каждом шаге стражников.

Улицы уже почти опустели. Большинство местных жителей сидело сейчас по бистро, где ярко пылавшие в каминах угли могли согреть человека снаружи, а содержимое расставленных на стойках бутылок — изнутри. Девять дней тому назад, в канун Праздника Обрезания Господня, улицы были запружены толпами, но теперь уже окончился двенадцатый день после Рождества и пошла вторая неделя года 1964-го от Рождества Христова. Народец поиздержался, мало кто мог наскрести себе на выпивку.

Один из стражников, который повыше, приостановился и указал куда-то вперед:

— Глянь, Роберт. У старого Жана не горит фонарь.

— Х-м-м. И ведь третий уже раз с Рождества. Не хочется мне вызывать старика в суд.

— Вот и я о том же. Давай просто зайдем к нему и нагоним побольше страху.

— Давай, — охотно согласился низенький стражник. — Но только пообещаем ему, что в следующий раз вызовем в суд. И слово сдержим, Джек.

Потускневшая вывеска над дверью являла собой грубый деревянный силуэт дельфина, выкрашенный голубой краской. «Голубой дельфин».

Стражник по имени Роберт толчком распахнул дверь и вошел, настороженно оглядываясь. Вроде все тихо. Слева, у конца длинного стола, сидят четверо, а сам старый Жан беседует у стойки бара с пятым. В первый момент все присутствующие подняли глаза на вошедших стражников, но затем сидевшие за столом вернулись к беседе, а пятый уставился в стакан. Трактирщик, заискивающе улыбаясь, подошел к стражникам.

— Вечер добрый, — произнес он, обнажая в улыбке немногие оставшиеся зубы. — Самую малость, от простуды?

Он прекрасно понимал, что это совсем не визит вежливости.

Роберт уже держал наготове бланк повестки и карандаш.

— Жан, мы же тебя уже дважды предупреждали, — холодно ответил он. — В законе совершенно ясно сказано, что каждое заведение должно иметь стандартный газовый фонарь и что фонарь этот должен гореть от заката и до восхода. Ты все это прекрасно знаешь.

— Ну, может, ветер… — неуверенно начал трактирщик.

— Ветер? А вот я пойду сейчас вместе с тобой, и мы посмотрим, не закрыл ли случаем этот ветер газовый кран. Ну как, пойдем?

Старый Жан судорожно сглотнул:

— Наверное, я забыл. Последнее время моя память…

— Возможно, твоя память станет получше, если ты расскажешь о ней милорду маркизу в ближайший присутственный день.

— Нет, нет! Ради Бога, господин стражник! Штраф меня разорит!

Стражник повел карандашом, словно собирался заполнить повестку:

— Я укажу, пожалуй, что это нарушение — первое. Тогда штраф будет вполовину меньше.

Старый Жан даже зажмурился от ужаса и безнадежности.

— Ради Бога, господин стражник. Такое никогда не повторится. Просто я так привык, что рядом есть Полья, — он же делал все, всю тяжелую работу. Теперь мне совсем никто не помогает.

— Поль Сарто уже две недели как исчез, — ответил Роберт. — Эту отговорку я слышу третий раз.

— Господин стражник, — проникновенным голосом сказал старик, — я больше никогда не забуду. Обещаю.

— Ладно, — Роберт закрыл свою книжечку. — Так ты даешь слово? Тогда и я даю тебе слово, что в следующий раз и слушать не стану твои оправдания. Я вызову тебя в суд безо всяких разговоров. Ясно тебе?

— Ясно, конечно ясно, господин стражник. Огромное спасибо! Я больше не забуду!

— Да уж, надеюсь. Иди и зажги фонарь.

Старый Жан заторопился к лестнице. Через несколько минут он вернулся.

— Готово, господин стражник. Горит.

— Вот и отлично. Надеюсь, что теперь он всегда будет зажигаться. И сразу после заката. Спокойной ночи, Жан.

— А может, чуть-чуть?..

— Нет, Жан. В другой раз. Идем, Джек.

Стражники удалились, не притронувшись к предложенной им выпивке. Было бы просто непорядочно принять ее сразу после того, как они грозили человеку судом. Устав стражи гласил: так как ношение шпаги — высокая честь, стражник всегда должен быть человеком чести.

— Странно, чего это Поль смылся? — спросил Джек, когда они вышли на улицу. — Платили ему прилично, к тому же он немного придурковат, чтобы работать в каком-нибудь другом месте.